2

Глава 2

Остановилась у двери администратора и попыталась отдышаться.

Марик, он же Марк Купельман, поговаривают, та ещё сволочь. Но с девчонками, работающими в его клубе всегда честен, зарплату выплачивает добросовестно и в помощи в экстренных ситуациях не отказывает.

По крайней мере, так мне сказала Оля — бывшая одноклассница, которую я чудом встретила в метро после стольких лет. Когда-то мы были очень дружны, но жизнь, как говорится, раскидала.

Теперь же я понимаю, что мне её Бог послал. Ведь обычно Оля ездит на своей дорогой иномарке, которой не забыла прихвастнуть передо мной. Тогда же её тачка сломалась в районе, где я живу и девушке пришлось спуститься в метро.

В белом полушубке, дорогих сапожках и сумочкой из крокодиловой кожи от «Шанель» (почему-то я не сомневалась, в её подлинности), Оленька прошагала мимо мужиков с отвисшими челюстями и зашла в вагон.

— Варька? — она прищурилась, глядя на меня с удивлением и, как мне тогда показалось, разочарованием.

Ну ещё бы! Первая красавица школы из обеспеченной семьи, выскочившая замуж за богатого бандюка… А теперь сидит в метро в обшарпанном старом пальто и облезлых сапогах.

Я бы тоже удивилась.

Наверное именно её респектабельный вид заставил меня развести «слякоть» и начать жаловаться на жизнь. Нет, я не хотела её жалости, не хотела, чтобы меня взяли на руки и стали убаюкивать — отвыкла от этого. Просто сильно желала, чтобы эта ухоженная конфетка узнала о существовании другого мира, где нищета и болезни, боль и страх потерять своего ребенка.

Зависть?

Не исключено…

Знаю, это некрасиво и недостойно человека, но в тот момент как-то обидно стало. Почему одним всё, а другим шиш на постном масле? Впрочем, ответ на этот вопрос мы вряд ли когда-нибудь узнаем.

— Бедняжка ты моя, — прослезившаяся Оленька сграбастала меня в свои объятия и потащила прочь из метро. — Пойдём-ка, кофейку выпьем. Есть у меня один вариантик для тебя.

И вот стою я у двери этого Марика и сердце то из груди выпрыгивает, то останавливается.

Не хочу туда идти.

Так страшно…

В последний раз меня так трясло, словно в лихорадке, когда врач бесстрастным тоном объявил мне, что Дана родится инвалидом.

В тот день я снова попала в ад, будучи живой. Столько боли… Столько страданий выпало на мою долю. Но я… Пусть. В чём же вина моей безгрешной девочки, которая за шесть лет своей жизни ни разу не встала на свои маленькие ножки. Ни разу она не бегала с другими детишками во дворе, лишь молча наблюдает за ними. А потом взирает на меня своими темными глазками так укоризненно.

На глаза снова навернулись слезы. Нет, нет, только не сейчас. Нельзя плакать, нельзя раскисать. Ради дочери и её будущего я должна идти вперёд, не оглядываясь назад.

В конце концов, что случится, если я зайду в этот проклятый клуб и станцую пару танцев? Ничего, Варька, не рассыплешься!

За то аванс отработаю за один вечер и через неделю снова смогу получить деньги, начну откладывать на операцию и реабилитацию… Что же, ради этого можно и повертеть задом. Не отвалится.

Захожу в кабинет и замираю. Худощавый мужчина сидит за столом и перебирает какие-то документы.

Откашливаюсь, но он продолжает шуршать своими бумажками и, кажется, совершенно меня не замечает.

— Простите, — решаюсь подать голос, потому как этот мужик меня уже начинает раздражать своим неуважением. Хотя, конечно, девок у пилона мало кто уважает, но всё-таки, мы пока не настолько близко знакомы, чтобы можно было строить из себя великого босса. — Я от Оли… Она сказала, вам требуется танцовщица… Я обучалась восточным танцам и…

— Покажи мне сиськи, — не поднимая взгляда на меня, вполне спокойно проговорил Марик, а меня словно в кипяток окунули. Щёки запылали, а сердце окатило волной презрения к самой себе.

Но это ведь ожидаемо. К этому стоило приготовиться и не корчить сейчас из себя девственницу. Здесь никому нет дела до моих проблем и моральных устоев.

И я показала.

Просто расстегнула пальто, подняла кофту и показала.

Марк, наконец, соизволил поднять на меня взор своих серых глаз и окаменел.

Я немного опешила от такой реакции и даже растерялась. Чего это он так пялится? Знакомы? Да нет, это вряд ли. Я в подобных местах никогда не появляюсь, а он явно не завсегдатай моей любимой библиотеки.

Но вскоре я пойму, что это выражение лица вызвано похотью. Животной, грязной, пахнущей развратом похотью.

— Ох, ты ж… Какая лялька, — Марик поднялся из-за стола во весь свой исполинский рост и в мыслях всплыла его кличка, над которой от души потешалась Оленька — «Каланча».

Не то, чтобы он был некрасивым, нет. Скорее, слишком хрупкий, что в мужчинах мне никогда не нравилось. Я любила всегда грубых неотёсанных мужланов со щетиной, сажнем в плечах и развитой мускулатурой. Как Дима…

Ох, что-то меня не в ту степь снова несёт. Где это видано, стоять с обнажённой грудью перед незнакомым мужчиной и вспоминать бывшего, который загубил всю твою семью.

Вот уж, поистине, попала!

Опустила кофту и молча наблюдаю за «крадущимся тигром» — это, наверное, сейчас Марик так о себе думает… На самом деле, его подползание ко мне больше смахивает на танец пьяного страуса.

Длинные ноги Купельмана путаются и спотыкаются друг за дружку, пока он, гипнотизирующе глядя мне в глаза, приближается.

Отчего-то страх отступил и на его место пришло веселье. Очень забавный он, этот Марик.

Да только скоро так и не сорвавшийся из уст смех превратится в отчаяние, когда Марк приблизится вплотную и дыхнёт перегаром (явно уже трёх, а то и пятидневным) мне в лицо.

Ой-ёй… Это же он сейчас приставать будет. Как пить дать.

И мои страшные догадки подтверждаются, когда потная липкая ручонка Каланчи залезет мне под кофту, а вторая ложится на попу.

Разумеется, меня это совсем не устроило и я попыталась отступить, убирая его руки от себя. Да только Марику это, видимо, показалось игрой и он, довольно причмокивая, больно сжал мою грудь.

— Какие они у тебя большие! Давай снимем это, я хочу твой сосочек полизать! — стаскивает с меня пальто и оно падает на пол.

— Прекратите! Что вы себе позволяете?! — уже ору ему в лицо, пячусь назад и, споткнувшись о пальто, падаю.

Но упасть мне не дал Марк, крепко обхватил за талию и притянул к своему лицу.

— Я люблю поиграть, но давай позже. Сейчас я просто потрахаю тебя в ротик и пойдёшь работать, — шепчет мне в губы и, схватив за волосы, облизывает своим языком мою щеку.

От отвращения кружится голова и накатывает тошнота. Я бью его в грудь, что есть сил, но с виду хрупкий Марк даже не покачнулся.

Всё-таки, мужик, он и в Африке мужик. Они всегда сильнее маленькой девушки, какими бы дохлыми не выглядели.

Кричу, пытаюсь вырваться из его рук, но меня неумолимо быстро покидают силы, а этот подонок, тянет за волосы вниз и мне ничего не остаётся, как взвыть от боли и упасть перед ним на колени.

— Вот так, сучечка, вот так, — шепчет ублюдок и, расстегнув ширинку, вытаскивает свой вздыбленный член. — Давай же, пососи мне, шлюшка. Открой ротик, — зафиксировав мою голову у своего паха, он тычется своим членом мне в губы, а я только и могу, что мычать да рыдать в три ручья. — Бери же, сука! — уже рычит Марк, безуспешно пытаясь овладеть моим ртом.

Я задыхаюсь и корчусь от отвращения и боли. Пожалуйста, Господи, помоги мне! Спаси меня, милосердный! Никогда больше я не переступлю порог этого заведения! Никогда больше не стану продавать своё тело!

Да только кто же меня спросит?

Ведь я уже потратила аванс, который мне вручила Ольга.

Неожиданно приходит спасение. Дверь позади меня резко распахивается, а Марк от неожиданности отпускает меня и в спешке заталкивает член обратно в штаны.

Позже я пойму, что это было вовсе не спасение… Это был мой палач.

— Шеф, я это… Вот собеседование… Про… Провожу, — заикается насильник и отступает назад, с первобытным ужасом в глазах взирая на того, кто стоит позади меня.

По телу пробежала дрожь, а сердце заколотилось ещё сильнее. И, как ни странно, не от того, что меня сейчас чуть не поимели в рот, не от того, что я сейчас в неподобающем виде сижу на полу, а от животной энергетики, которая исходит от моего «спасителя». Я чувствую его кожей, спинным мозгом.

Не могу повернуться. Нет сил. Ни моральных, ни физических. Но остатками разума понимаю, что нужно уходить отсюда. Убегать. Быстрее и подальше из этого притона.

И тут происходит то, чего ожидать даже в такой патовой ситуации я не могла.

— Я тебе кабинет предоставил для того, чтобы ты, ебучий ублюдок, тёлок здесь пялил и бухал?! — звучит за спиной и я чувствую, как меня покидает сознание.

Не от его слов, нет. От его голоса! От этого злобного баса, который до сих пор снится мне в эротических снах и вместе с тем в кошмарах!

А затем, до моих ноздрей доходит запах… ЕГО ЗАПАХ!

Даже если мне выколоть глаза, отрезать уши и отрубить руки, я всё равно узнаю этого человека по запаху. Дерзкому, пьянящему, как он сам.

Каин…

Мой палач.

Мой страшный грех.

Мой ночной кошмар.

Отец моей доченьки…

В голове слабо трепыхается одна единственная мысль — БЕЖАТЬ!!!

Не важно куда, важно как быстро!

Вскакиваю с пола и, не глядя на Каина несусь мимо него прочь из этого ада. Ноги сковывает страх, но я упрямо рвусь вперёд, понимая, что если остановлюсь, умру. А может я уже умерла? Да… Скорее всего так и есть. Умерла и попала в ад, где целую вечность меня будут терзать мои демоны. Мои страхи.

— Васёк, задержи шалаву! — слышу позади голос Каина и передо мной тут же, как из-под земли, вырастает скала. По видимому, это и есть тот самый Васёк. Охранник хватает меня за предплечья.

— Эй! Полоумная, куда несешься?! Тряпки свои сифилисные отсюда забери! — Каин приближается, а я хочу кричать, выть… Перегрызть глотку охраннику. Всё, что угодно, лишь бы вырваться из этого омута смерти.

Но не суждено. Васёк, пусть его одолеет диарея, не отпускает, а тяжёлые шаги Каина уже стучат в моих висках, отчего кажется, что моя несчастная голова сейчас взорвётся.

Да какая разница?

Если не умру от страха сама, мне помогут.

Обречённо стону и, мягко отстранив от себя охранника, который от неожиданности выпускает таки меня из своих стальных клещей, поворачиваюсь к своему палачу.

Вот и всё…

Господи, это он!

Я до последнего надеялась на то, что ошибаюсь. Что мне послышалось, почудилось. На худой конец, я с ума сошла и Каин мне просто мерещится.

Но нет.

Как бы я не хотела сейчас очнуться от очередного кошмара, избавление не наступало.

А Дима… Он просто застыл. Окаменел.

Лишь на один короткий миг в его тёмных омутах, в которых она тонула даже сейчас, промелькнуло… Удивление? Да, скорее всего… Но уже через секунду все эмоции были стёрты с его лица и о чём он думает, можно было только догадываться.

Нужно было что-то делать. Что-то сказать. Но все слова застряли в глотке тугим комком. Перед глазами всё поплыло и страшные картинки из прошлого яркой болезненной вспышкой ворвались в сознание.

Боль от потерь и унижений, от моральных и физических ран. Всё вернулось. Снова.

Одного взгляда на этого мужчину достаточно, чтобы опять окунуться в кипящую лаву, в которой я плавлюсь, горю заживо уже столько лет.

— Здравствуй, Дима, — это я говорю? Странно… Голос как будто не мой и губы не шевелятся.

Словно со стороны наблюдаю за маленькой испуганной девочкой, которая носит под сердцем ребёночка, но ещё не знает об этом.

Она затравленно смотрит на своего обидчика, зажавшись в углу, как зашуганный зверёк.

А он всё наступает.

От него нет спасения.

Он привык убивать. Он бандит. А ещё, тот, от кого меньше всего ожидала… Никогда она не думала, что он сможет поднять на неё руку.

— Дима, Димочка, прошу, не надо! Не бей! Умоляю! — она кричит, рыдает, чувствуя свою кончину.

Он убьёт её, не задумываясь и не сожалея.

Это последний день её счастливой, полной радостных мгновений жизни. Потому что завтра для неё уже не наступит.

Она останется жить лишь физически. Только её тело будет продолжать бороться… Душа же умерла в тот вечер.

Он сжимал её горло стальной рукой, а второй бил наотмашь. Она слышала как хрустят кости и зубы. Как рот наполняется кровью и она падает на пол. Живот и рёбра пронзает адской болью — это он уже бьёт её ногами.

Изверг.

Чудовище.

За что? Почему?

Как всего за пару часов человек, что любил до умопомрачения, до крика, до зубовного скрежета, превратился в зверя, не знающего жалости и сострадания.

Утром она очнётся в больничной, до тошноты белой палате и завоет, закричит так, что горло взорвётся вспышкой режущей боли, а сознание снова покинет её.

Она будет приходить в себя, кричать и снова отключаться и лишь противно попискивающий датчик будет говорить о том, что она всё ещё дышит.

Она выжила, чтобы увидеть смерть своих отца и брата. Чтобы вскоре опять начать улыбаться, глядя на экран монитора, где бьётся крохотное сердечко, а потом снова умереть, услышав, что её девочка родится калекой.

— А ты всё по старинке, ртом работаешь, да? — его губы изогнула кривая злобная усмешка и я моргнула, избавляясь от видений, яростным вихрем ворвавшихся в голову.

До меня не сразу доходит сказанное им… Пока я не вспоминаю, какое зрелище он сейчас наблюдал. Ох, нет! Нет! Только не он, только не так. Ну почему наша встреча должна быть такой? Почему она вообще состоялась? Я ведь уже почти поверила, что этот кошмар закончился. Что не будет его больше в моей жизни.

— Позволь мне уйти и больше ты меня не увидишь. Я не знала, что…

— Что не знала, а? — он делает шаг в направлении меня и хочется кричать, вопить, рвать на себе волосы. Что угодно, лишь бы он больше не приближался. — Что будешь отсасывать в моём клубе? — его улыбка становится торжествующей и мстительной. О, Боже, только не это. Пусть оставит меня.

Но в его планы это не входит.

Он желает моей смерти. Я вижу это по его глазам. Чувствую его мощную звериную энергетику, что обрушивается на меня лавиной, обещая похоронить меня под собой. Забросать обломками нашей прежней любви и больше не дать встать на ноги.

— Прошу… — я и тогда так говорила. Молила его. Падала на колени. Только моего Димы уже не было. Остался лишь Каин.

— В мой багажник эту суку! — приказывает он своему прихвостню, глядя мне в глаза. И я узнаю этот взгляд. Его я никогда не забуду.

Глава 3

Захожу в «Пульсар» и обречённо вздыхаю. Бля… Чем я думал, когда купил этот грёбаный клуб? Это же бездна!

Ни выручки, ни расслабления. Работнички «по объявлению», разбавленное бухло и потасканные, вечно обдолбанные стриптизёрши.

Смотрю по сторонам и отмечаю, что народу почти нет, официантки, шлюхи, вместо работы лясы точат у бара.

— Сука, предупреждал же этого еврея, чтобы за ум взялся! — рычу, глядя на грязные столы и пустые бутылки на танцполе.

— Так может ему популярнее объяснить, а, Саныч? — Васёк подаёт свежую и, надо отметить, самую здравую мысль в этом случае.

Смотрю на этого придурка и понимаю, что он один здесь, кто действительно знает своё дело.

— Сам укокошу. Стой здесь, скоро на сходку поедем.

Иду в кабинет этого утырка Марика, намереваясь вкатить ему по первое число и выкинуть нахрен отсюда. Я не предупреждаю дважды.

Застываю в дверном проёме.

Ну ни хрена же себе! Пока там, в зале полный срач, он пихает какой-то тёлке в рот свой обрезанный писюн!

Работничек, блядь!

Марик испуганно пятится назад, видимо, осознавая своим скудным умишком, что это край. Девка остаётся сидеть на полу, хотя я уже что-то сказал Марку и моё присутствие не может быть не замеченным. Она сутулится и, кажется, ревёт.

Купельман что-то мямлит, оправдываясь, но я не слушаю его. Отчего-то моё внимание приковано к шлюхе, которая с каждой секундой всё больше сжимается, словно боится.

Внезапно девка подрывается на ноги и несётся мимо меня. Её светлые волосы бьют меня по лицу и… Я, кажется, рехнулся. Потому что, только что ощутил очень знакомый запах детского шампуня.

Варвара всегда пользовалась детским шампунем и мне иногда приходилось объехать всю Москву в поисках почти исчезнувшего из продажи «Кря-Кря» с этим сладким грушевым запахом. Каким же дятлом непроходимым я был тогда…

Замечаю у своих ног какую-то тряпку. Видимо, пальто девицы.

Не знаю почему, но очень захотелось увидеть её лицо, хотя и осознаю, что это не может быть она.

Подхватываю тряпьё и иду за ней. А с бабой-то что-то явно не то. Она не уходит, она убегает. Летит, сломя голову, сбивая всех с ног.

Что за хрень?

Кричу Ваську, чтобы задержал её и что-то ору ей, но слабо соображаю что именно.

Вот же блядство-то!

Какой-то запах дешёвого шампуня и я становлюсь овощем.

Васёк крепко держит девчонку и она, отпихнув его ладонями, поворачивается ко мне…

Твою же мать!

«Варя», — почти срывается с моих губ, но усилием воли заставляю себя заткнуться. Она не достойна того, чтобы я её по имени звал. Шлюха — вот её имя!

Пару мгновений просто пялюсь на неё во все глаза. В башке полный сумбур, а по венам медленно, но верно разгорается пламя.

Красивая…

Всё такая же, до умопомешательства охуенная! Сколько лет прошло, а она не изменилась ни на йоту. Ни одной, сука, морщинки, ни одного лишнего килограмма в ней.

И от этого ещё больнее. Как бы я хотел сейчас увидеть перед собой спившуюся запухшую бабу, чтобы до блевоты, чтобы мои демоны, наконец, потешились всласть.

Тварь…

Дыхание перехватило и не отпускает. Чувствую как пульс зашкаливает, а руки сами сжимаются в кулаки. Убить суку. Просто вывезти в посадку и закопать. Живьём. Чтобы орала и жрала землю. Чтобы её последний вдох был таким же жутким, как моя жизнь.

Ненавижу…

Грёбаная тоска всколыхнулась внутри, а во рту появилась горечь. Какого хера я всё ещё пускаю слюни на эту тварь?!

Я семь лет гнал от себя мысли о встрече с этой блядиной! Я запрещал себе видеть её, слышать о ней, думать. Сколько раз я хотел наплевать на свои принципы и найти эту тварь. Найти и закончить то, что начал тогда. Так было бы правильно. Просто перерезать ей глотку и выкинуть на обочину, где ей и место.

Грохнуть и забыть как страшный сон. Как будто её вообще не было. А воспоминания о большой и «чистой» любви — всего лишь пьяный бред.

Но я держался. Не потому, что не хотел лишать эту суку жизни. Нет, я очень хотел! Но знать, что она осталась без своего папашки, одна, брошенная и несчастная, было приятнее. Пусть живёт, тварь, и помнит, что это именно она убила всех членов своей насквозь прогнившей семейки.

Семь лет!!! Я горел и желал ей всех мук ада целых семь лет!

И что?

Как будто не было их!

Опять чувствую себя никчёмным планктоном под её ногами. Одного взгляда хватило, чтобы член стал колом, а перед глазами заплясали красные огни.

Если продолжу пялиться на неё, рассыплюсь на атомы. Уничтожу сам себя.

Вспомни, Каин! Вспомни, что эта мразь сделала с тобой! Вспомни всё и даже не думай поинтересоваться у неё, почему она в таких лохмотьях стоит. Не спрашивай, что она делала здесь. Что, после смерти папеньки некому найти клиентов? Сама пошла по злачным местам? Уже устраивают и такие отбросы как Марик? Ха, блядь!

Вот у Марика и поинтересуюсь, разумеется, перед тем как отрезать ему голову. Даааа… Это будет приятно.

Тут же вспоминаю, в каком виде застукал её и ярость заполняет меня полностью. Она бурлит во мне как кипяток, обжигая внутренности, и я чувствую как мой мозг отключается.

Эта тварь пришла в мой клуб и отсасывала моему шестёрке!

Она, конечно же, не могла знать, что это моё заведение, но ведь дело-то не в этом вовсе. Дело в том, что я, спустя столько времени, всё же увидел это вживую…

И мне, пиздец, как больно сейчас! Как тогда, впервые. Когда я узнал, что моя любимая жена, за которую готов был отдать свою жизнь, обычная проститутка. Нет, не обычная. Валютная. Потому что её папочка подкладывал под богатых дяденек.

Трахалась с ними, пока я выгрызал зубами наше будущее. Пока топил в крови всех, кто мог помешать мне сделать её счастливой.

Смотрю на неё и понимаю, что не отпущу теперь живой. Больше нет. У неё был шанс начать свою никчёмную жизнь заново. Ну или сдохнуть на панели. Но судьба сама привела её ко мне. И в этот раз я не оставлю её в живых.