4

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тимур

Моим глазам предстала новая конюшня с деревянными стойлами и чёрный, как смоль, жеребец, который буквально упирался ушами в потолок.

- Это то, что я думаю? – восхищенно обратился я к довольно улыбающемуся Мурату, давая ему возможность самому похвалиться и сказать заветные слова.

- Да! Это ахалтекинец! Буквально на днях привезли. Хочешь? Подарю!

- Ай, Мурат, спасибо, конечно, но у меня нет - ни конюшни, ни времени ухаживать за таким красавцем, - я благодарно улыбнулся, гладя по морде жеребца.

- Смотри, мне ведь не жалко!

- Я знаю.

- Хорошо, тогда пойдем в баню, я знаю, ты не любишь время зря тратить, но мы с тобой давно не виделись, поедешь отсюда – свеженький, отдохнувший, силы тебе еще пригодятся и чистый разум тоже.

Баня был скромная, но очень уютная – топилась по-чёрному, веники, можжевельники и бочонок с холодной водой для закалки. Несколько часов мы вспоминали наши многочисленные приключения за тот короткий период, где-то смеялись, где-то грустили. Вдоволь напарившись и опустошив самовар, мы пошли на боковую. В этом регионе было теплее, чем у нас, и по ночам уже стрекотали сверчки.

- Во сколько встанете? – спросил Мурат.

- В 4-5, хотелось бы к обеду быть на месте, - ответил я.

- Хорошо, я приготовлю вам завтрак, чтобы вы голодными не ехали, и на обратном пути, тоже заезжайте, пожалуйста, я буду рад вас видеть. Мой дом для вас всегда открыт.

В 4 часа заиграл будильник. Похоже, Мурат совсем не спал, потому что, сразу после звонка будильника, он уже зашел с подносом в комнату.

- Давайте, не обижайтесь за скромный завтрак, - сказал он, - чем Бог послал.

- Ты что, Мурат, нас так дома не кормят, - улыбаясь, заметил Рустем.

- Точно, - поддержал я брата, отламывая теплую лепешку.

Около часа Мурат со своими бойцами провожал нас по трассе. На очередной заправке мы попрощались и поехали дальше.

Мы заехали в город - миллионник. Мои наручные часы показывали час дня. На первом же посту в нашу сторону выбежал сотрудник ГИБДД. Подняв свою «волшебную» палочку, указал мне на парковку. Я приспустил окно, доставая с бардачка документы на машину.

- Старший лейтенант Мартынов, предъявите, пожалуйста, документы, - будто разжевывая резину, произнес он.

Я протянул в окно документы, запоминая номер значка старлея.

- Куда едем?

- В гости.

- Надолго? – серые глаза выдавали непонятный интерес.

- Как получится.

- Сейчас проверим ваши номера, и поедете дальше, - Мартынов направился к зданию поста.

Рустем посмотрел на меня и сказал:

- Это то, что я думаю?

- Вероятно, нас ждут, - я набрал на телефоне номер. – Алло, Виктор, доброго дня.

- А, Тимур, - послышался доброжелательный и уставший голос, - добрый. Чем обязан?

- Да брось ты, мы же свои люди, - рассмеялся я, - я заехал к вам погостить, но на посту светлячки остановили. Документы проверяют. Хотел поинтересоваться – Болгарин в теме?

- А что у тебя на Болгарина? – оживился мой собеседник.

- Хотел на чай к нему зайти, но неподдельный интерес на посту создает плохое впечатление о гостеприимстве.

- Сейчас узнаем.

Я отключил звонок и перевел взгляд на Рустема – тот, сверля глазами, смотрел вперед, в сторону поста. Прошло несколько минут. Старлей так и не появился. Зато, появились менты.

- Что-то долго они сегодня, - заметил Рустем, по-акульи улыбаясь.

КАМАЗ с омоновцами перекрыл выезд из парковки, и они в своей «крутой» манере  вывели нас из машины, заламывая нам руки. 

- Руки на капот! Ноги – шире! – пиная по ногам, кричали люди в масках.

Камила

Я уже не могла сдержать слез. Привалившись к стене, в момент лишенная всяких сил, я заплакала. Это была одна из самых страшных новостей за всю мою жизнь, окончательно выбившая меня из мнимого спокойствия. Я снова была слабой, бесполезной, не способной что-либо изменить. Бедная, несчастная малышка. Мое сердце оплакивало ее, плача горькими слезами безысходности.

- Горе – то, какое, горе, - раздался у входной двери голос тети Оли и тети Ани – они завывали в унисон.

- Будто проклятие какое-то, - заметила тетя Оля.

Мама, рыдая, лишь кивала головой. Она была в ужасном состоянии – истеричном, почти сломленном – ее руки, голова, тряслись, лицо посерело.  Моя мама выглядела еще хуже, чем тогда, когда умерла бабушка. Казалось, еще чуть – чуть, и ее хватит сердечный удар. Я, застывшая от ужаса, не могла пошевельнуться  - просто приросла к месту. Что делать, как быть?

- Бедный ребеночек, - запричитала тетя Аня, - а что случилось? При родах погиб или еще в утробе?

- Вот так беда, три гроба у вас, - качая головой, произнесла тетя Оля.

Внезапно, три пары глаз устремились на меня – мама, тетя Аня и тетя Оля. Они смотрели  как-то странно, непонятно, но дрожь страха прошлась по моему позвонку, когда я, наконец, поняла, что значил их взгляд – они, сами того не осознавая, передали в нем свое опасение, что следующей жертвой будет моя дочка. Будто эта волна горя зацепила не всех, и пришел и наш черед. Словно этих трех смертей было недостаточно.

Я была слишком чувствительна, слишком ранима и уязвима – особенно теперь, беременная и без Тимура.

Я инстинктивно обхватила свой вмиг окаменевший живот руками, пытаясь защитить мою дочь, сберечь ее жизнь. Мои ноги задрожали, сердце, до этого словно замершее, начало бешено стучать – все громче и громче, оглушая, истощая и без того мое ослабшее тело и разум. Меня замутило, и мне показалось, что я упаду в обморок.

- Камила? – позвала то ли тетя Аня, то ли тетя Оля.

- А? – сорвалось с моих пересохших губ. Чья-то рука коснулась моего левого плеча.

- Говорю, на похороны к отцу с кем поедешь?

Я попятилась назад и уперлась спиной в кого-то из братьев – никто другой не смог бы стоять столь близко ко мне. Мой живот снова сжало тугим обручем – и я еще сильнее обняла его.

- Я не поеду, - выдохнула я.