Хорошо, что я не успела взять с подноса кофе, который горничная принесла для меня, иначе забрызгала бы платье, а заодно и одеяло. Если по поводу моей доброты легко поспорить, то что ответить про де Мортена?
— Мы с вашим братом слишком разные, — я старательно подбирала слова, потому что девочку мне ранить не хотелось. — Винсент… Ваш брат привык, чтобы все было по его и никак иначе, а для меня очень важно уважение и доверие.
— Он умеет доверять! — возразила Лави. — И он тоже добрый, заботливый, только не признается. Знаю, Винсент бывает вредным, но ведь важнее поступки, а не слова.
Девочка нахмурилась, сжала край одеяла.
— Он сделал вам что-то плохое?
Всевидящий! Не говорить же, что ее брат видел во мне только красивую куклу, забавную, потому что дерзит и бросает вызов. Что я прекрасно понимала: у меня не хватит сил противиться его воле, он будет делать со мной все, что пожелает. До сих пор временами в
Следующие несколько минут меня не замечали от слова совсем. Винсент и Фрай перешли на арнейский и ругались страшными словами, причем судя по интонациям, ругались буквально — от них разве что искры не летели. Когда двое непробиваемых мужчин переходят на угрожающий тон, это, знаете ли, пугает. Вдобавок ко всему багажу непоняток добавился следующий вопрос: как у меня с малюсенькими способностями к магии получилось взломать полог? Точнее, не взломать, а просто его не заметить?Впрочем, додумать не позволили: де Мортен просто подлетел ко мне, схватил за руку и потащил за собой. Дверь за нами захлопнулась с таким оглушительным треском, что зазвенело в ушах.— О чем вы говорили?— О сортах вэлейских роз. О вас, разумеется.— Что именно?Очень надеюсь, что он не станет снова играть в молчанку, а скажет прямо. Потому что иначе я не знаю, что сделаю!— Фрай хотел посадить вас под замок и устроить допрос с пристрастием.
Я вспомнила о письме от деда, когда осматривала лапу Арка: ранка уже покрылась коркой, никаких припухлостей не нащупала, да и нос у него был холодный и мокрый. Первым делом я вывела его на прогулку, а вернувшись, сразу подбежала к столу, вскрыла и торопливо прочитала написанные дедушкиной рукой строки:«Милая Луиза, как ты? Как твое здоровье? Что интересного происходит в столице? Что занятного состоялось в театре? Сама понимаешь, к нам, в Вайд Хилл, новости доходят с большим опозданием». Занятного состоялось много, но вряд ли об этом можно рассказывать в письмах. А так хотелось бы! Оказаться в сильных объятиях деда, обнять, прижаться, позволить себе слабость и выговориться вволю.«Перед зимой слишком много занятий, потому времени на письмо непростительно мало. Знаю, мы давно не виделись, и я безмерно скучаю, равно как и ты. К величайшему
После обеда Винсент пригласил меня к себе. Признаюсь, я и сама хотела поговорить, особенно зная, что вечером они с Фраем уедут. Как ни странно, даже не заблудилась: пережитое потрясение накрепко отпечаталось в сознании вместе с нужной дверью. Вчера было не до обстановки, сейчас же меня поразил ослепительный свет, заполняющий каждый угол просторного кабинета. Причиной тому стали огромные до потолка эркерные[1] окна и солнечная погода. Я даже сощурилась: сверкающий за стеклом снег переливался соцветиями искр и резал глаза. Тем ярче казался контраст — темная-зеленая обивка кресел и оттоманки выглядела как сочная трава по весне.Винсент сидел за массивным письменным столом и читал книгу. Сосредоточенный, серьезный, между пальцами дымилась сигара, наполняя воздух мятной свежестью. Заметив меня, он поднялся, положил сигару в пепельницу и шагнул навстречу. Оказалось, для того, чтобы плотно закрыть двери и щелкнуть замком.— Так нам никто не помешает, — объяс
— Что заставило вас так поступить, юная леди?Мне снова шестнадцать, и снова август. Знойное, долгое, удивительно жаркое лето — такое случилось впервые за всю мою жизнь. Лето, которое никак не желает заканчиваться: мне казалось, самый пик жары пришелся на июль, но я ошибалась. Здесь и сейчас нечем дышать, капельки пота сбегают по спине, от духоты темнеет в глазах, а за окнами плывет зыбкое ленивое марево полудня, в котором плавится наш небольшой сад. Я стою в гостиной отцовского поместья, сцепив руки за спиной — бледная, напряженная и готовая драться за свою жизнь и свое будущее.— Винсенту Биго нет до меня дела, — решительно говорю я. — Поэтому я не видела причин оставаться.— Винсенту! — Мачеха всплескивает руками. — Луиза, вы должны говорить — маркизу Биго, и относиться к будущему супругу с должным почтением! Если маркиз не откажется от помолвки после вашей выходки.— Надеюсь, что откаже
— Как вы, говорите, это произошло? — поджатые в моем присутствии губы герцогини уже стали постоянным штрихом ее образа.— Ночью кто-то вошел в мою гостиную и открыл окно. От сильного ветра оно разбилось.Сколько раз придется это повторить, чтобы на меня перестали смотреть как на идиотку?— Зачем кому-то ночью заходить в вашу комнату?— Если бы я знала, мы бы сейчас разговаривали втроем.Ее светлость снова окинула взглядом осколки, которые ослепительно сверкали в лучах холодного зимнего солнца, зябко поежилась и направилась в коридор. И как это понимать? Мне теперь топить камин круглосуточно или подтыкать дверь в спальню одеялом?— Леди Луиза, — она кивнула, предлагая следовать за ней. — Почему не признаться, что вы просто забыли запереть задвижку?— Потому что я всегда запираю окно на ночь. С тех самых пор, как один мой поклонник посреди ночи ввалился ко мне в спальню с букетом цве
— Эта ярмарка самая большая в округе, на нее приезжают даже горожане.Винсент вернулся в Мортенхэйм поздней ночью, но проснулся рано и выглядел на удивление бодрым. Я удивилась, когда он сообщил что останется на выходные, больше того — пригласил всех посетить соседнюю деревню, где праздновали начало зимы. Ее светлость сообщила, что прогулки такого рода ее не привлекают, Тереза сослалась на занятость, хотя будь с нами Фрай, все ее дела разрешились бы в мгновение ока. А вот Лавиния захлопала в ладоши, даже укоризненный маменькин взгляд не омрачил ее радости, и после завтрака мы вчетвером — не могла же я оставить Арка — отправились в деревню.— Мне она нравится больше летней! — призналась Лави. — Жаль, Тереза не поехала.Не могу согласиться.— Зато мама осталась в Мортенхэйме, — подмигнул ей Винсент, отчего сестра отчаянно покраснела.Я смотрела на него, улыбалась и не могла поверить, что знакомый
Рано или поздно это должно было случиться. Расплата за все, что натворила в прошлом. Пламя в камине танцевало свой странный танец, а я задумчиво перебирала густой ворс ковра. Наваждение или нет, но сегодня днем я перешла ту грань, за которой раскинулась пропасть. Пропасть моих прошлых чувств, пропасть жестокости и непонимания.Наша с Винсентом помолвка развивалась стремительно, точнее — отсчитывала дни до свадьбы, и пусть в его глазах мелькало желание, больше ничего не менялось. Я была забавной, я была непокорной, и чем дальше, тем сильнее это его заводило. Леди Луиза Лефер, маленькая глупышка, достойная умиления и снисхождения, которую забавно приручать, дрессировать и из которой со временем получится отличная жена. Всевидящий, тогда мне было и этого достаточно. Достаточно до того самого дня, как я призналась ему в любви.Я ничего такого не задумывала, слова сами сорвались с губ: Винсент целовал меня, а я падала в бездну темных глаз. Падала и понимала, что дышу
Во сне я от кого-то бежала по снегу. В легком летнем платье, с растрепанными волосами, не чувствуя холода и не оглядываясь. Метель заволокла снежным полотном расстилающуюся впереди дорогу, казалось, что я бегу в никуда. Не знаю, что страшило сильнее — это никуда, или то, что надвигалось на меня со спины. Я не могла его видеть, но знала, что это нечто ужасное, и от этого все внутри сжималось. Ноги увязали в снегу, платье стелилось по белой пустыне кровавым шлейфом.Я вынырнула из кошмара, как из-под воды — резко, судорожно втянув воздух. Было еще темно, на кровати я лежала одна. Больше того, я была одна в комнате: Арк куда-то исчез, а со стороны гостиной доносились странные звуки. По коже прошел мороз, сердце чудом не выскочило через горло. Неужели снова?! Нет, все-таки надо взять за правило выпроваживать де Мортена лично — если уж он так упорно не хочет спать рядом со мной, а потом запирать дверь.Осторожно, стараясь не шуметь, я спустила ноги на кове
— Уааааа!!!! — донеслось яростное. И потом снова: — УААААААААА!!!!Просторная светлая комната звенела от плача.— Ваша светлость, должно быть, у него колики.Наверное, когда-нибудь я все-таки привыкну, что ко мне так обращаются.— УАААААААААААААААААААААААААААААА!!!!Громче орала только я, когда увидела паука на подушке — в милом романтичном домике на побережье океана, в медовый месяц. Ну и еще во время родов.Я подошла к няне и приняла из ее рук малыша, который тут же затих. От кормилицы я отказалась, возможно поэтому наш сын терпеть не мог нянек — признавал только меня и Винсента. Ночь, день, утро, вечер… Маркиз трех месяцев от роду не выбирал время, чтобы начать голосить. В требовательности он не уступал отцу, заставить его замолчать можно было только предоставив желаемое — игрушку, грудь, нежные объятия, укачивание — нужное подчеркнуть.— Вы можете идти, Абигэйл. Сп
Какой идиотский и жуткий кошмар! Определенно, не стоило так долго заниматься зельями, и… сегодня же бал! Уже так светло! Сколько времени?!Я подскочила на постели, точно подброшенная пружиной. А потом меня как за невидимые ниточки притянуло назад на подушки. Неумолимо. Комната перед глазами раскачивалась, и вместе с ней раскачивался кремовый балдахин. В моей спальне другие цвета. Где я?— Луиза.Почему у Винсента такой странный голос?У Винсента?!Я вдруг с ужасающей ясностью поняла, что это был не сон.Медленно повернула голову: Винсент сидел в кресле рядом с кроватью. Бледный, как привидение — таким я видела его впервые. Судя по виду, со вчерашнего дня глаз не сомкнул.— Заставили вы меня поволноваться.Де Мортен слабо улыбнулся и коснулся моей руки, погладил запястье.— Арк и Лавиния… они…— Я снова попыталась подняться.— С ними все хорошо, — Винсен
— Себастьян, не делай этого. Пожалуйста.— Не останавливайся, — прошипел братец, — не то у меня может дрогнуть рука.Кардонийское оружие славилось своей сталью и заточкой. Даже не обладая выдающейся силой, таким стилетом можно перерубить человеку шею, поэтому я продолжала идти. Себастьян ускорил шаг, и теперь я думала только о том, чтобы не споткнуться и не зацепиться за что-нибудь платьем. Лезвие едва касалось кожи — легко, как перышко, но это перышко способно меня убить. Себастьян собирается меня убить. Мой брат. Мальчишка, с которым я провела детство. Что с ним случилось?! Неужели то же, что с Хилкотом?!— Что ты сделаешь, если я откажусь подниматься?— Заткнись!— Перережешь мне горло? Почему, Себастьян?— Я сказал — заткнись! — Братец заорал так, что у меня заложило уши. Сорвавшийся на фальцет голос эхом пронесся по оранжерее, отскакивая от стен. Лезвие ужалило, кровь зас
Украшения и платье дополняли друг друга, на незнакомку в зеркале я смотрела с гордостью. Волосы, которые еще пару часов назад торчали в разные стороны, мы с Лидией совместными усилиями все-таки расчесали. Теперь они были уложены в плетение из кос, локонов и жгутов, и украшены большой заколкой — цветочной веточкой. От высокой, по моде Вэлеи, прически я отказалась. Сзади волосы закрывали шею, а спереди струились двумя свободными прядями, которые обрамляли лицо. Спина и декольте — открытые на грани приличий. Легкая накидка-шарф прикрывала плечи полупрозрачным газовым облаком. Корсет я попросила не затягивать слишком сильно, но на талию мне никогда не приходилось жаловаться.— Долго вы еще будете прихорашиваться, милая леди? — донесся звучный голос деда из соседней комнаты.— Минуточку!Не могу же я выйти, не убедившись, что все идеально. Камеристка отступила, сложив руки на переднике, я же пристально рассматривала себя.Лицо чер
Вечер накануне бала выдался шумным. Ее величество с супругом должны были вот-вот прибыть, но Мортенхэйм уже напоминал королевский дворец. Он светился огнями, переливался украшениями, отовсюду доносились веселые голоса, за дверями музыкального салона музыка сливалась с тонкими девичьими голосами, затишье взрывалось аплодисментами и восторгами. Я старалась не высовываться из комнат и даже договорилась с Барнсом, чтобы завтрак, обед и ужин мне принесли сюда. Не хотелось видеть никого, кроме Винсента, Терезы и Лавинии, но Винсенту было не до меня, Тереза постоянно крутилась с матушкой на правах хозяйки, а Лавинию снисходительным умилением довели так, что она тоже засела за закрытыми дверями.Только Арк все время был со мной. Его явно смущала толпа, постоянно звучащие из-за двери шаги, шелест платьев. Лежа перед дверью, он то и дело поднимал голову, оглядывался на меня и тяжело вздыхал.— Как я тебя понимаю, милый! — Я вздохнула не менее тяжко.Платье вис
До бала осталось всего два дня, и в Мортенхэйме было не протолкнуться. В обеденной зале, в обычно пустующих коридорах и оранжерее постоянно звучали голоса и смех. Днем гости собирались в гостиных — читали, играли в шарады, общались, вечерами дамы перебирались в музыкальный салон или библиотеку ее светлости, а джентльмены курили сигары, обсуждали новости и политику.— Леди Тереза, нас ждут на примерку.Все, кто был в большой гостиной, посмотрели в мою сторону. Стоило приблизиться, как разговоры стихли, дамы постарше отвернулись, всем видом выражая пренебрежение, юные особы опускали глаза, пряча откровенный интерес. Мужчины меня не замечали, но один наградил откровенным взглядом — на грани приличий. И если бы только он! В последние дни мне частенько хотелось убежать в ванную и долго тереть себя мочалкой.Тереза поднялась, отложила книгу и подала мне руку. Взоры, устремленные на меня, обжигали. Неудивительно: для них я пятно на репутации все
Перебирая образцы ткани, Тереза откладывала самые кошмарно-невзрачные и угнетающие. Я предложила выбрать ярко-алый шелк, но на меня посмотрели, как на умалишенную. Пришлось отвести ее в сторону и объяснить, что если она хочет привлечь внимание мужчины, придется слушаться меня.Не подействовало. То есть подействовало, но только наполовину. Все оттенки темно-синего и угольного мы отмели, после долгих препирательств и всякого рода ухищрений а-ля «мужчины любят насыщенный красный» шоколадный атлас тоже был отвергнут. Мне удалось отстоять бордовый, но чувствовала я себя так, словно в одиночку переписала собрание сочинений древних философов.Для себя я выбрала островной шелк нежного кораллового цвета — легкий, невесомый, переливающийся. И безумно дорогой. Портниха сообщила, что завтра привезет все ткани, поскольку работать ей предстояло в Мортенхэйме. На том и расстались.— Прежде чем вас учить, я должна проверить, на что вы способны, — Т
В библиотеке царил полумрак. Плотные шторы были задернуты везде, кроме одного окна. Возле него, спиной к двери, ко мне и ко всему миру, сидела сестрица Винсента. Стянутые в пучок длинные волосы и темное платье — извечный образ, который на меня навевал уныние. Впрочем, сейчас не время поддаваться таким настроениям, особенно если собираюсь просить о помощи!Еще месяц назад я сочла бы такой жест неудачной попыткой самоубийства, сейчас же просто не осталось выхода. У меня была целая ночь, чтобы поразмыслить на сей счет, и в конечном итоге я пришла к выводу, что Тереза не имеет никакого отношения к заклятию: уж очень рьяно она старалась выжить меня из Мортенхэйма и слишком искренне удивилась, что после истории с письмом Рина я объявилась здесь вновь.О том, кто вынес кровь из хранилища, я упорно старалась не думать, потому что по коже сразу шел мороз. Ее светлость была не в восторге от технологий, связанных с ними перемен и от настроений сына, к тому же запросто могла
Винсент приехал на следующий день ближе к ужину. За это время я успела накрутить себя по полной. Много ли надо женщине — пять минут и правильная мысль. Вообще-то я успела сделать это несколько раз: первый — ночью, когда проснулась после очередного кошмара с участием Хилкота, второй — утром, когда у меня ни с того ни с сего дико разболелась голова, а третий уже после обеда, когда ее светлость на ходу обронила Терезе, что приедет чета Уитмор. Сестрица Винсента скривилась так, словно хлебнула неразбавленного лимонного сока, и в этот миг я ее почти любила. Впрочем, наша любовь тут же закончилась: Тереза прошла мимо, глядя сквозь. Была бы ее воля — и прошла бы сквозь, но так уж получилось, что я пока не призрак.Беседы ни о чем, которые в Мортенхэйме велись за столом, стали традицией. Но если раньше я относилась к ним спокойно, сегодня еле досидела до минуты, когда можно было подняться. Винсент подал мне руку, и я вздохнула с облегчением: наконец-то мы оста